Уже не раз на предыдущих страницах нам приходилось затрагивать вопрос о бессознательном. Мы видели, что сновидения могут приобретать «вещий» смысл вследствие появления в поле сознания представлений или никогда, может быть, не доходивших до него, или же, после краткого пребывания в нем, снова совершенно забытых. Мы узнали также, что иногда и движения являются результатом целой цепи бессознательных представлений, о существовании которых индивидуум не знает достоверно, а только предполагает. Теперь нам предстоит заняться разбором явлений вторжения бессознательных элементов в сферу нормального, бодрствующего сознания и определить роль этого феномена в порождении и поддержании суеверий. Понятно, что роль эта немаловажна. У большинства людей это явление наблюдается в виде исключения и имеет определенные простые формы. Сложные случаи уже всегда принадлежат к странным и необыкновенным. Тут-то и проявляется своеобразный характер этих явлений. При внезапном появлении в сознании представлений, происхождение которых нельзя открыть в области чувственных восприятий и которые не находятся ни в какой заметной связи с представлениями, составляющими содержание сознательной психической деятельности данной личности, легко в самом деле прийти к убеждению, что в этом случае действуют такие силы, которые обыкновенно не свойственны человеку. Представления, внезапно всплывающие из области бессознательного, нередко дают повод думать – как и при сновидениях – что человек обладает такими более или менее ценными знаниями, которые он не мог получить обычным путем. Такие проявления бессознательного легко приобретают характер прозорливости во времени и пространстве и почти нет сомнения, что у пророков, гадателей и ясновидящих всех времен в значительной мере имело место это действие бессознательного на сознательную психическую жизнь.

Чтобы сразу установить отличительные черты этого феномена, обратимся к примеру, который, вероятно, знаком каждому из собственного опыта. Если мы забыли, напр., какое-нибудь имя, и стараемся его припомнить, то мы направляем всю силу внимания на то или иное представление, которое, как нам кажется, должно иметь связь с этим именем. Это представление по законам ассоциации влечет за собой целый ряд других, из которых наше внимание опять выбирает некоторые, наиболее подходящие к данному случаю, и т. д. Таким образом, мы подвергаем просмотру определенный ряд представлений. Если цель не достигнута, то мы или снова возвращаемся к исходному пункту, или выбираем другой и опять проделываем весь процесс, пока забытое имя снова не вынырнет в сознании. Если это удастся, то мы, конечно, не можем говорить о вторжении бессознательного в поле сознания. Хотя, конечно, имя было забыто и потонуло в пучине бессознательного, но все активные усилия ума снова вызвать его оттуда происходили под контролем сознания. Но бывает и так, что все усилия припомнить оказываются неудачными. Тогда мы оставляем попытку, начинаем думать о другом, и вдруг в это время совершенно неожиданно требуемое имя само является в сознании.

Как это делается, мы, конечно, достоверно не можем сказать. Так как сознание наше нисколько не участвовало в психической работе, вследствие которой требуемое имя явилось в нашей памяти, то говорят, что здесь имела место бессознательная психическая деятельность. Для нас в настоящую минуту не важно знать, какого рода этот процесс, чисто физиологический, без присоединения к нему побочных психических явлений, или же главную роль в нем играет психическая сторона. Но мы должны твердо помнить, что эти бессознательные процессы подчинены тем же законам, как и соответствующие сознательные. Без этого признания мы широко открываем двери всяким фантастическим и произвольным умствованиям. Новейшая психология представляет в этом отношении много поучительного. Пытались, например, резко разграничить «высшее сознание» от «низшего сознания» или сферы бессознательного и последней приписывали качества и способности, которыми «высшее» сознание якобы не обладает и которые представляют собою частые плоды фантазии. Рассуждая так, можно объяснить все что угодно, нужно только разукрасить «низшее сознание» великими чудесными силами и качествами, какие понадобятся. Очевидно, это есть возвращение к старой мистической психологии какого-нибудь Шиндлера, к «ночному» и «дневному» полюсам души, только под другим именем. Но это значит заранее отказаться от научного объяснения явлений, так как для последнего прежде всего необходимо избегать новых гипотез без достаточных оснований.

Один из его друзей, д-р А., шел по улице Парижа, глубоко задумавшись о ботанике, по которой ему предстояло держать экзамен. Внезапно он увидел на двери ресторана карточку с ботаническим именем Verbascum thapsus. Удивленный этою не совсем обычною для ресторана надписью, он возвращается и видит, что на самом деле там написано Bouillon. Чтобы понять в чем дело, надо иметь в виду, что по-французски народное название Verbascum’a – bouillon blanc. Этим объясняется все происшествие. Д-р А., проходя мимо ресторана, смутно воспринял слова вывески. Впечатление не дошло до сознания, переполненного иными мыслями, но за порогом сознания вызвало образование ряда представлений. Слово bouillon повлекло за собой blanc, bouillon blanc по закону ассоциации вызвало Verbascum thapsus, а этот ботанический термин уже легко проявился в сознании, занятом латинской ботанической номенклатурой. Так как весь промежуточный ход психической работы не дошел до сознания, то оно останавливается на последнем его звене и д-р А. подумал, что он прочитал на двери название растения. Возбужденное этим удивление повело к исследованию, разъяснившему все дело.

Эти примеры объясняют нам, при каких условиях происходит вторжение бессознательной психики в сознательную. Если в поле сознания внезапно возникает представление, не вызванное ни внешним раздражением, ни работой мысли, о которой мы можем дать себе отчет, то мы вправе думать, что оно есть продукт бессознательной психической работы. Однако для признания этого должны быть точно исключены оба упомянутых источника новых представлений. Если вновь возникающее представление вызвано непосредственно внешним раздражением, то оно ничем не отличается от обыкновенного наблюдения; если новое представление стоит в очевидной связи с одновременным содержимым сознания, то на него должно смотреть как на результат деятельности обыкновенной сознательной работы. Говорить о вторжении бессознательного в сознательное мы имеем право только тогда, если соответствующее представление не вызвано прямым чувственным раздражением и не находится в связи с содержанием сознания. Представления, являющиеся из бессознательной сферы, тем именно и отличаются, что стоят вполне независимо и даже как бы в противоречии с одновременным содержимым сознания. Они являются как бы произвольно и весьма настойчиво пробивают дорогу в сознание. Так как не мы их вызвали, то мы и не имеем власти над ними; иначе говоря, они имеют тот же характер, как и продукты действительного наблюдения.

Не следует, впрочем, думать, что бессознательные представления всегда имеют отчетливость действительного чувственного восприятия; они могут быть такими, но не всегда. В зависимости от большего или меньшего сходства таких представлений с действительными, имеющими источниками внешние впечатления, можно различить три их формы; однако между ними нельзя провести резкой границы, а потому и не всегда можно с точностью отнести их к той или другой группе. Если бессознательные представления столь же неопределенны и слабы, как картины памяти, то их, конечно, трудно смешать с реальными предметами. Поэтому они не привлекли к себе особого внимания и не получили определенного названия. Все подобные случаи отличаются тем, что легко найти ближайшую причину бессознательной работы. Так, в нашем примере о забытом имени сознательное искание его было очевидно причиной того, что забытое имя потом «пришло нам в голову». Если же нельзя обнаружить ближайшей причины бессознательного процесса, то внезапно появляющиеся представления носят название предчувствий. Если образы, врывающиеся в поле сознания, получают значительную яркость и отчетливость, так что приближаются в этом отношении к чувственным восприятиям, хотя индивид не смешивает их с действительными восприятиями, то они носят название ложных галлюцинаций. Сюда, вероятно, должен быть отнесен случай с д-ром А., описанный выше.

Слово Verbascum так ясно представилось его сознанию, что он счел его прочитанным им; таким образом это представление было близко к чувственному восприятию. Наконец собственно галлюцинациями мы называем образы такой яркости и силы, что они не могут быть отличены от реальных, полученных при посредстве органов чувств. Поэтому мы можем сказать, что галлюцинации есть чувственные восприятия без соответствующего реального внешнего предмета. Однако это может быть обнаружено лишь при ближайшем исследовании и такая галлюцинация всегда вводит данного индивида в заблуждение, представляя ему как действительность то, чего на деле не существует.

Нельзя думать, что все галлюцинации суть сознательные проявления бессознательной деятельности; они могут иметь место и при различных болезнях. Впрочем, об этих патологических галлюцинациях мы не будем говорить, так как они представляют для нас мало интереса, да и не всегда суть результат бессознательной деятельности. Мы остановимся только на более редких галлюцинациях у нормальных людей, или у таких, которые не страдают явно выраженною болезнью. Однако и эти нормальные галлюцинации не всегда суть выражения бессознательной деятельности, но могут быть вызваны непосредственным и внешним воздействием: внушением. Поэтому нужно различать самопроизвольные и внушенные галлюцинации. Только первые собственно отвечают тем требованиям, которые мы предъявляем явлению, если мы рассматриваем его как результат бессознательной работы. Здесь мы рассмотрим лишь самопроизвольные галлюцинации, внушения же подвергнутся разбору в одной из последующих глав.

Проявление бессознательных процессов в описанных трех видах происходит почти всегда самостоятельно, т. е. без содействия самого лица. Существуют, однако, средства, которыми можно достигнуть того же по желанию. Многие люди могут вызвать у себя зрительные образы и слуховые впечатления долгим и пристальным смотрением на полированные поверхности, или прислушиваясь к «шепоту» раковин. Такие представления имеют интенсивность настоящих галлюцинаций и явно стоят вне всякой связи с одновременным содержанием сознания субъекта, так что они несомненно суть проявления деятельности, происходящей в сфере бессознательного. Именно эти формы «кристаллогаллюцинаций» и «конхилогаллюцинаций» сделались в новейшее время предметом подробных исследований, которые дали возможность пролить больше света на бессознательную душевную деятельность. Наконец бессознательное может проявиться еще в совершенно другой форме, именно в движениях, которые не состоят в связи ни с внешними впечатлениями, ни с сознательной психической деятельностью личности. Несмотря на свою кажущуюся независимость, они целесообразны и, по-видимому, сопровождаются определенными представлениями.

Как было уже выше сказано, многие причины могут возбудить бессознательную деятельность, которая потом входит в сознание. Таким образом может случиться, что в сознании нашем появляется нечто такое, чему мы не можем найти исходной точки в ряде наших сознательных представлений. Такие явления ежедневно бывают с нами, но именно по своей обыденности они проходят незамеченными, хотя иногда между ними бывают совершенно необыкновенные случаи. Мисс Гудрих (подписывавшаяся «Miss X.»), автор многочисленных статей о предчувствиях и галлюцинациях в «Proceedings of S. P. R.», собрала немало этого рода примеров. Особа эта известна как отличная наблюдательница; кроме того, из ее статей видно, что она имеет очень светлый ум и свободна от всяких спиритических предрассудков; между тем она часто посещается предчувствиями и галлюцинациями, и так как многие из них оказались вещими или пророческими, то она стала вести им запись, к которой мы не раз будем обращаться.

Между прочим она приводит следующий интересный случай: «20 июля 1890 года я с утра до полудня лежала на диване в саду. Я поправлялась от тяжелой болезни и не могла ходить без посторонней помощи. Поэтому невозможно, чтобы я возвращалась в дом и позабыла об этом, что могло бы случиться в другое время. Около 12 часов посетила меня подруга и, посидевши с полчаса, ушла в дом, где в прихожей она оставила книгу. Книги на прежнем месте не оказалось. Поискав ее во всех возможных местах, она пришла в сад, думая, не забыла ли ее там. Услышав ее рассказ, я сейчас же сказала: книга лежит в синей комнате на кровати. Это заявление было очень невероятно, так как упомянутая комната была пустая и никто туда не ходил. Однако же книгу именно там и нашли. Пока мы сидели в саду, в дом были принесены носильщиками картины и книги одного знакомого и все было прибрано в пустую комнату, случайно при этом захвачена была и книга, лежавшая на столе в прихожей».

К этому рассказу мисс X. делает следующие примечания: «Как произошло это? Со мною такие происшествия бывают слишком часто, чтобы объяснить их случайностью. Едва ли здесь можно говорить о телепатии, так как нет никакого основания предполагать, чтобы носильщик вполне сознательно захватил книгу вместе с другими и никто этого не видел. Точно так же не может быть речи и об ясновидении, потому что в моем сознании не было никакого определенного образа; я не имела и видения, в какой-либо известной мне форме, того места, где лежала книга. Мои слова не имели никакого основания, хотя я чувствовала, что говорю не наугад. Я могу выразить свое впечатление только сказавши, что мне это „пришло в голову“. Так бывало со мною и в других случаях, когда я тоже не ошибалась, как ни странны были мои указания». Как видно, мисс X. нисколько не отказалась бы прибегнуть к телепатии или ясновидению, если бы она не могла объяснить себе данный факт иначе. Но она полагает, что в данном случае ничего подобного не было. Она не дает более подробного объяснения, да оно и не нужно, потому что дело, по-видимому, объясняется очень просто: слушая рассказ о том, что книгу искали везде где можно, она легко могла бессознательно сделать вывод, что книга может быть только там, где ее никто не подумал искать, т. е. в синей комнате. Даже определенное указание на кровать может быть объяснено очень просто, если кровать была единственной мебелью в пустой комнате. Можно, впрочем, дать и другие объяснения; впоследствии мы увидим, что мисс X. сама не раз констатирует, что ее предчувствия и пророчества были основаны на забытых фактах, которые являлись перед нею в форме видений. Так могло быть и в данном случае. Мисс X. могла мельком слышать, что принесены книги и положены в синюю комнату на кровать, но потом забыла об этом. Когда заговорили о книге, то путем бессознательной ассоциации мыслей представление о потерянной книге сплелось с представлением о других книгах и привело к заключению, что и эти книги находятся в синей комнате, на кровати. Разумеется, нельзя с точностью определить, каким именно путем мисс X. пришла к своему заключению. О ходе бессознательной психической деятельности в каждом отдельном случае можно только догадываться. Ясно только одно, что все происшедшее может быть проще всего объяснено как выразившееся бессознательное заключение. Мисс X., по-видимому, и сама больше всего склонна так думать.

Предчувствия, в тесном смысле слова, т. е. представления, внезапно появляющиеся в сознании безо всякого очевидного повода, бывают у многих людей весьма нередко.

Конечно, мисс X. может многое рассказать по этому поводу. В 6 томе «Proceedings…», в статье, озаглавленной «Records of telepatic and other experiences», она приводит много выписок из своего дневника, касающихся предчувствий. Все это самые обыкновенные факты. Большею частью мисс X. удивительно верно предчувствует, что намерены предпринять ее подруги Д. и Н. Впрочем, впечатление чудесного уменьшается тем, что Д. и Н. имеют большей частью такие же предчувствия относительно самой мисс X. Из дневников мы видим, что перед нами группа подруг, настолько знакомых с литературными и музыкальными вкусами и образом жизни друг друга, что каждая из них легко и довольно точно может предсказать, чем в данное время заняты другие. Кроме того, очевидно, что молодые особы не затруднены срочной работой и имеют достаточно свободного времени, чтобы заняться разбором предчувствий о подругах. Когда мисс X. несколько дней не видела мисс Д., она начала тосковать о ней и «предчувствовать» ее посещение вечером. Обратно и Д. тоскует и «предчувствует», что ее ждут, а потому спешит заехать, свернув для этого со своей дороги. Так как мисс X., очевидно, гораздо охотнее принимает у себя, чем сама выходит из дому, то естественно, что она остается дома и ждет гостей. Так идет изо дня в день и предчувствия по большей части сбываются. Только тогда, когда нужны совершенно определенные факты, напр., заглавие книги, бывают ошибки. Во всем этом странно только то, что мисс X., которая доказала, что умеет отлично разобраться в других более сложных событиях, не видит, что все ее такого рода предчувствия основаны исключительно на точном знании характеров и привычек ее подруг.

Так как самая характерная черта предчувствия есть его неожиданное, беспричинное появление, то, разумеется, в каждом частном случае можно только делать предположения относительно первоначального импульса к бессознательной психической работе, заключительным звеном которой явилось предчувствие. Надо думать, что всего чаще предчувствие является результатом представлений, протекающих вне сознания, но имеющих свои начала в какой-нибудь точке сознательного процесса.

Так, напр., возвращаясь после городской работы домой, я нередко имел в пути предчувствие, что для меня получены из-за границы новые книги. Часто это предчувствие оправдывалось. Хотя я не помнил точно времени, когда мною выписаны были книги, но все же я знал, что они выписаны, а между выпиской и получением проходило приблизительно одно и то же время. Мысль о доме, о предстоящей домашней работе вызывала естественно бессознательную цепь представлений, которая разрешалась в форме вышеописанного предчувствия о прибытии ожидаемых книг. Такие тривиальные предчувствия всякий может припомнить у себя, и кто пожелает вести соответствующую запись, тот увидит, что они постоянно сбываются тогда, когда для них имелись бессознательные, но определенные основания. В противном случае они по большей части бывают ошибочными.

Чувства и настроения также могут служить исходною точкою предчувствий. Когда мисс X. начинает скучать по своим подругам, то это стремление получает форму желания, ожидания, или предчувствия их посещения.

Я помню подобный же случай из своего детства. Дважды я приближался к родному дому, проведя каникулы в веселой компании, с тяжелым чувством, что произошло какое-то несчастье. Вероятно, основою этого было неприятное сопоставление воспоминаний о весело проведенном времени и мысли о домашних учебных работах. Такие мысли хотя и были у меня бессознательны, но подавленное настроение нашло свое выражение в предчувствии «несчастья». Мне кажется, что такие настроения бывали у меня нередко, но я упомнил только эти два раза, потому что они оказались верными. Другие же я конечно позабыл.

Видоизменение разбираемого чувства есть т. наз. ощущение близости.

В английском журнале «Reports on the census of Hallucinations» мы находим несколько таких случаев. Достаточно будет одного из них. Мистер Н. пишет: «В сентябре 1890 г. я готовился к экзамену. Однажды вечером в 11 часов я занимался изучением „De senectute Цицерона. Я находился в маленькой комнате в 8 × 16 футов величиной. Вдруг мне показалось, что кто-то был в комнате. Я оглянулся кругом, думая увидеть мать, которая иногда ко мне заходила по вечерам, но ее не было. Обыскав без всякого результата комнату, я сел опять за работу, или, лучше сказать, сделал попытку работать, потому что тотчас, как я принялся за чтение, то почувствовал, что кто-то глядит ко мне через плечо. Я опять обыскал комнату, никого не нашел и удивленный лег в постель. Никогда раньше я не думал о спиритических феноменах. Через год я сидел в чужой комнате и курил. Я был один и перелистывал книгу. Внезапно появилось то же чувство, в очень сильной степени. Сначала я совсем не вспомнил о происшедшем год тому назад, а подумал, что со мною хотят пошутить. Опять я никого не мог найти в комнате, хотя живо чувствовал присутствие в ней женщины. Я счел это явление за галлюцинацию и на этом покончил. Чувство это повторялось у меня потом не раз в различных местах и всегда это была все та женщина. Но из чего я заключаю, что это женщина? А я знаю, – не предполагаю, а знаю, – что это женщина. Это ощущение является у меня всюду совершенно неожиданно; напр., недавно в моей комнате после игры в карты. Мне, наконец, оно надоело и я, кажется, с некоторой злостью сказал: „Поди ты к черту \ Не знаю, насколько это заклинание будет иметь значение на будущее время, но тогда ощущение тотчас исчезло. Если это был дух, то он даже не дал мне времени извиниться».

В случае с г. Н. мы имеем дело с чисто воображаемым лицом, близость которого он ощущает, даже не думая о нем, но подобное же явление бывает и по отношению к действительным людям, присутствие которых ощущается даже в большой толпе. Последнее нетрудно объяснить. Между двумя лицами, находящимися в особых отношениях, напр., между двумя влюбленными, может установиться известная связь, похожая на ту, которая существует между гипнотизируемым и гипнотизером. Одностороннее и сильное влечение к известному лицу обостряет чувство, особенно слух, до такой степени, что дает возможность улавливать самые легкие звуки шагов или голоса. Влюбленный не сознает, что слышит звуки, он только ощущает или предчувствует близость любимого предмета. Такие отношения были, напр., между Еленою Раковиц и Фердинандом Лассалем.

В своей книге «Мои отношения к Фердинанду Лассалю» она говорит о многих таких предчувствиях. Мы выбираем, напр., следующее описание: «Когда я уходила из бального зала, под руку с г. Гольтгофом, он прошептал мне: „Посмотрим, дитя, здесь ли он. Не подумавши, я отвечала спокойно: „Нет, папа, он еще не пришел, я это чувствую“. Как эти слова ни были странны и как Гольтгоф не был ими удивлен, но это была правда: я не чувствовала того тревожного и радостного ощущения, которое овладевало мною всякий раз, когда Лассаль находился в одной со мной комнате. Но Гольтгоф ничего не знал об этом и потому возразил мне в несколько сердитом и ироническом тоне: „Ради Бога, дитя, не пускайтесь в эти нервно-мистические истории; если вы начнете изображать из себя сомнамбулу, то я сейчас увезу вас домой“. Не успел он проговорить этих слов, как я почувствовала знакомое блаженное ощущение и невольно прошептала, дрожа: „Вот он идет“. Гольтгоф оглянулся и почти рассердился, когда увидел, что я права. Удивляясь моему состоянию, он сказал: „Да, вы правы, вот он идет“».

О ложных галлюцинациях мне нечего особенно распространяться; говорят, что это явление очень редкое и во всяком случае оно еще мало изучено. Впрочем, это еще вопрос, точно ли так редки псевдогаллюцинации; по моему мнению, большинство предчувствий, встречающихся в обыденной жизни, суть ложные галлюцинации. От предчувствий последние отличаются тем, что они столько же отчетливы, как и чувственные восприятия; а их различие от настоящих галлюцинаций состоит в том, что вызванный ими образ не имеет полной отчетливости действительности и представляется не как реальный предмет, занимающий место в пространстве, а лишь как очень яркое воспоминание. В большинстве случаев такие видения и признаются фантастическими картинами, а не действительностью. Таким образом граница между истинными и ложными галлюцинациями проводится довольно легко, чего нельзя сказать о границе между ложными галлюцинациями и предчувствиями. Тут все дело зависит от большей или меньшей яркости впечатлений и очень трудно поддается точному определению. Лично у меня предчувствия всегда суть ясные и отчетливые зрительные образы, скорее видения, рисующие определенные положения, чем отвлеченные мысли, так что их можно назвать ложными галлюцинациями. Несомненно, то же бывает и у многих других людей. Ввиду такой неразграниченности двух понятий, сказанное о предчувствиях вполне приложимо к псевдогаллюцинациям.

Уже давно известно, что люди, по-видимому, вполне здоровые и нормальные во всех отношениях, могут иметь галлюцинации безо всякого особого к тому повода. Однако статистический материал для определения того, насколько часты эти галлюцинации и при каких обстоятельствах они возникают, до сих пор отсутствовал. Гартмановская гипотеза о причинах галлюцинаций и вызванные ею оживленные прения побудили первый международный конгресс экспериментальной физиологии в Париже в 1889 г. постановить о собирании сведений о галлюцинациях, чтобы получить точный материал для суждения о значении этого явления для суеверий. Итоги такого исследования заключены в двух очень интересных работах. Англичане, доставившие всего больше материала, обработали и издали его отдельно в «Reports on the Census of Hallucinations. Proceedings of S. P. R.», t. 10. Это – объемистая книга, редактированная целою комиссией под председательством проф. Сиджвика. Здесь мы находим очень обширную статистическую разработку материала и множество подробных данных о самих галлюцинациях и сопровождающих их явлениях. Другое немного меньшее сочинение издано в Лейпциге в 1894 г. Паришем под заглавием: «Ueber die Trugwahrnehmungen». Здесь также собран и обработан материал, добытый в неанглийских странах, но в книге гораздо более отведено места теории и автор обнаруживает удивительную склонность подробно обсуждать каждое различие между двумя совершенно разнородными явлениями: иллюзией и галлюцинацией.

Разосланные вопросы касались только галлюцинаций зрения, слуха и осязания. Галлюцинации вкуса и обоняния тоже встречаются иногда, но они всегда сомнительного характера, так как лишь в редких случаях можно удостовериться, что для них не было действительных внешних причин. Всего имеется 27 329 ответов и из них 3271, т. е. 11,96 % утвердительных, т. е. сообщающих, что данное лицо имело один раз, или несколько раз галлюцинации в нормальном состоянии, т. е. не вследствие видимой болезни. Для мужчин и женщин процентные цифры различны. В то время, как у первых только 9,75 % имели такие галлюцинации, у вторых процент возрастает до 14,87 %, 17 000 ответов исходят от англичан, или национальностей, говорящих по-английски; из них утвердительных 1684, т. е. 9,9 % (мужч. 7,8 %, женщ. 12,0 %). Таким образом, для англичан процент несколько ниже, чем для других наций. Может быть такая разница зависит от свойств характера данной нации, а может быть и от других причин. При сравнительно малом числе ответов, всегда окажется больше утвердительных, чем отрицательных, потому что люди, имевшие галлюцинации, более интересуются предметом, чем те, кто не испытал на самом себе этого явления, и охотнее присылают требуемые сведения. Чем больше людей вводится в круг исследования, тем меньше становится отношение положительных ответов сравнительно с отрицательными. Ввиду этого нельзя вывести никакого точного заключения о влиянии в данном случае психологических особенностей различных национальностей. Во всяком случае все согласны, что полученные цифры ниже действительных.

Это исследование тем еще интересно, что оно очень ярко подчеркивает недостаточность всякой статистики «на память». Так как я до сих пор еще не представлял доказательства этого положения, то считаю своевременным сделать это теперь. Как материал для моих последующих рассуждений, я беру только английскую статистику, так как только она содержит необходимые цифровые данные.

В упомянутом сборнике все галлюцинации разделены на три группы: зрительные, слуховые и осязательные. Из них первая, самая большая, содержит 1112 случаев, вторая 494 и третья 179. Всего 1785 случаев. Само собой разумеется, что число лиц, ответивших утвердительно, меньше числа случаев, так как некоторые лица имели более одной галлюцинации. Мы рассмотрим подробнее первую группу: зрительных галлюцинаций. Из них 87 были в течение последнего года и из них опять же 30 падают на последнюю его четверть, 12 – на последний месяц, 5 – на последние две недели перед собиранием ответов. Но если это явление встречается одинаково часто в течение целого года, то 5 случаев в 2 недели дадут 130 в год. По тому же расчету 12 в месяц дали бы 144 в год, а 30 в четверть года – 120. Все эти цифры гораздо больше приведенного числа – 87. Чем дальше мы будем углубляться в прошлое, тем годовая цифра будет еще меньше. В предпоследнем году насчитывается 57 случаев, а в 9 предыдущих – в среднем по 41 в год. Далее, десять лет назад средняя годовая цифра падает до 20 случаев. Конечно, нет никакого основания допустить, что число галлюцинаций возросло в 1892 г., когда собирались ответы, сравнительно с предшествующими 10-ю годами, или что оно значительно увеличилось именно в последнюю четверть этого года. Постоянное возвышение числа случаев по мере приближения к новейшему времени может быть объяснено только тем, что старые случаи постепенно забывались. Это тем более вероятно, что почти все ответы приведены на память, и только очень немногие лица записывали свои видения немедленно после события. Таким образом, эта статистика ясно доказывает, как мало можно доверять человеческой памяти даже тогда, когда дело идет о таких интересных явлениях, как галлюцинации. На основании некоторых вычислений, излагать которые здесь не место, комиссия Сиджвика пришла к убеждению, что вместо упомянутых 1112, следовало бы получить 4200 ответов о зрительных галлюцинациях, если бы ничего из них не ускользнуло из памяти. Другими словами: забыто около ³/₄ всех случаев.

Относительно слуховых и осязательных галлюцинаций нельзя было произвести такого подсчета вследствие недостаточности материала, однако многое говорит за то, что и здесь отношения еще неблагоприятные. Так, из слуховых галлюцинаций, вероятно, забыто ⁵/₆, а может быть и больше. Это предположение как раз совпадает с общеизвестным фактом, что слабые слуховые галлюцинации бывают очень часто, но именно поэтому они не привлекают к себе внимания и забываются.

«Когда мне было около 18 или 20 лет, однажды я отправился с отцом и еще тремя другими господами в горы. Раз вечером, когда мы находились еще в нескольких милях от нашего ночлега, отец и другой господин ушли в сторону от дороги. Прождав около получаса, мы отправились дальше, тревожась за отца, который был плохой ходок. Было уже темно, когда мы пришли на ночлег, но отца там не было. Я очень беспокоился и присел на минутку в приемной комнате, чтобы обдумать, что мне предпринять.

Я помню хорошо, что одной рукой закрыл глаза. Когда я отнял руку, то очень ясно увидел в воздухе между мною и печью верхнюю половину фигуры отца. Научный дух и тогда уже был во мне сильнее религиозного или суеверного, – назовите, как хотите, – и я сказал сам себе: „Клянусь Юпитером, – это привидение; посмотрим, откуда оно взялось“. Я стал всматриваться ближе в мой половинчатый призрак и увидел, что он состоит из пятен на печке и прилегающем карнизе. Когда я это заметил, то очерк сделался менее явственным и явление исчезло. Вскоре пришел отец; оказалось, что он заблудился в ущелье, выкупался в водопаде и чуть не утонул. Если бы это в самом деле случилось, то я бы, пожалуй, с тех пор стал верить, если не в целые, то хоть в половины привидений».

Очевидно, в данном случае видение было так близко к иллюзии, что точное решение вопроса о роде явления, т. е. была ли это иллюзия или галлюцинация, могло быть сделано только более близким осмотром пятен и признанием большего или меньшего сходства их с человеческим лицом. Но видение может быть и очень близко к настоящей галлюцинации, когда оно настолько мало основано на чувственном восприятии, что наблюдатель при всем старании не может найти его причину.

Примером этого может служить следующий рассказ: «Я видел старуху в красном платье, качающую на руках ребенка. Она сидела на камне среди обширного поросшего травою выгона. Было это уже более двадцати лет тому назад в начале осени, при ясном солнечном освещении. Я несколько раз пытался подойти к ней, но она всякий раз исчезала, когда я подходил к камню. Вблизи не было человеческого жилья и спрятаться было решительно негде».

В данном случае явление было вызвано чем-то находившимся возле камня, но это что-то, вероятно, было очень незначительно, раз наблюдатель при тщательном исследовании не нашел ничего. Большею частью, однако, можно бывает открыть повод к возникновению галлюцинаций, хотя, например, зрительный образ может быть вызван каким-нибудь слуховым впечатлением и т. п.

«Я услыхал в коридоре шум и, заглянув туда, увидел мужчину в темном платье, стоявшего в дверях. Я испугался ужасно и бросился в соседнюю комнату, где отец нашел меня лежащим на полу. Я видел человека очень ясно: у него были длинные волосы. Мне было в это время 11 лет. Я в это время сидел за приготовлением уроков, но был в очень нервном настроении. Мое воображение было расстроено фигурою привидевшегося мне человека; я знал его и недавно перед тем видел его в гробу. Вид трупа произвел на меня сильное впечатление и это было причиной моей нервозности. Слышанный мною звук, вероятно, имел какую-нибудь вполне естественную причину».

В этом случае, где мы имеем дело с несомненной галлюцинацией, различие между нею и иллюзией очень резко заметно. При последней неправильное представление имеет всегда большее или меньшее сходство с действительным чувственным восприятием. Источник ошибки лежит в неправильном толковании ощущения. Преувеличение сходства зависит от того, что не вполне ясное представление произвольно пополняется другими ассоциациями с ним. При настоящей же галлюцинации действительно воспринимаемое впечатление не имеет ни малейшего сходства с тем, за что его принимают; так, например, в вышеприведенном случае вовсе не сказано, что звук показался мальчику похожим на человеческие шаги. Следовательно, в промежутке между чувственным восприятием, обращающим на себя внимание, и последующей галлюцинацией должна произойти бессознательная психическая работа, конечно, состоящая из воспроизведения ряда представлений. Воспринятый шум сначала бессознательно вызывает представление о приближении человека, а потом этот человек принимает образ мертвеца, удручающего воображение мальчика. Здесь ход процесса понять довольно легко, потому что исходная его точка есть определенное внешнее раздражение. Но это далеко не всегда бывает так. Галлюцинации весьма сходны в этом отношении с предчувствиями, наступающими без всякого видимого повода, так как весь процесс в области бессознательного вызывается одним из совершенно неопределенных и неопределимых представлений, входящих в данную минуту в состав сознания.

Пример этого нам дает следующий рассказ: «Я видел, как моя мать прошла из прихожей в детскую, которая имела сообщение и с комнатой, где я стоял около рояля и пел. Она прошла от меня не далее аршина. Мне было 14 лет, я был здоров и спокоен. Я был так удивлен, что перестал петь и окликнул ее. Когда я вышел в детскую, в ней никого не оказалось, а мать сидела в столовой. Сестра, сопровождавшая меня, заметила, что я должно быть брежу, так как она ничего не видела. Ни раньше, ни позже ничего подобного со мной не бывало».

Этот и предыдущий рассказы суть типичные примеры самопроизвольных галлюцинаций, так как в них ясно выступают все черты, которыми это явление определяется. Чем бы ни был произведен галлюцинаторный образ, внешним ли раздражением, или совершенно неизвестной причиной, в обоих случаях он стоит вне всякой связи с существующим в данное время состоянием сознания и не вызван прямо и непосредственно чувственным восприятием. Именно эта независимость галлюцинации от всего круга сознательных представлений личности и заставляет нас признать наличность бессознательных душевных процессов. Галлюцинация тем и отличается от иллюзии, что при последней бессознательные процессы не имеют места. Но, так как совершенно точное разграничение психических процессов невозможно, то всегда мыслимы случаи, где осознанное чувственное восприятие настолько сильно, а роль бессознательных процессов так незначительна, что каждый наблюдатель может отнести данное явление в категорию галлюцинаций или иллюзий.

Кроме самопроизвольных, есть еще другая группа – внушенных галлюцинаций. Последние могут быть результатом или самовнушения (галлюцинация ожидания), или постороннего внушения. Подробное исследование этих явлений найдет место в одной из ближайших глав. Но, так как в английской коллекции мы имеем много случаев таких явлений, то мы проанализируем некоторые из них, чтобы лучше подчеркнуть разницу между самопроизвольными и внушенными галлюцинациями.

«Когда мне было около 40 лет, я сидела однажды в отеле и ждала к обеду мужа. Дверь комнаты была открыта, и я могла через нее видеть со своего места часть лестницы и коридора. Так как муж не являлся, то я иногда поглядывала через дверь в коридор. Вдруг мне показалось, что он взошел на лестницу и медленно идет по коридору. Я все время его видела совершенно отчетливо: он приближался со знакомой усмешкою на губах, и я встала, чтобы пойти к нему навстречу; но в тот момент, когда я думала к нему подойти, видение исчезло. Через полчаса он пришел на самом деле. Я была совершенно здорова, когда это со мною случилось».

Различие между этим и предыдущим случаями галлюцинаций очевидно. Здесь сознание не было наполнено другими мыслями, а напротив, усиленно сосредоточено, может быть, даже не без страха, на приход мужа. В таком настроении дама смешивает образ своего воображения с действительным восприятием – типический пример ожидательной галлюцинации, произведенной сосредоточением внимания. При внушении со стороны наблюдают такие же явления:

Одна девушка пишет: «Однажды мне показалось, что я вижу женщину возле своей кровати; а может быть я и в самом деле ее видела. Мне было около 16 лет, и в одной комнате со мною жила другая девушка, немного старше меня. Раз ночью она вдруг будит меня и спрашивает, не вижу ли я чего-нибудь. В ту же минуту мне показалось, что в ногах моей постели стоит высокая, серая фигура, что, однако, не произвело на меня большого впечатления».

Неизвестно, видела ли что-нибудь старшая девушка, но галлюцинация младшей есть несомненно продукт внушения. Неожиданный вопрос сосредоточивает на себе внимание, а фантазия дает сейчас же соответствующий образ. Темнота и внезапное пробуждение, конечно, значительно способствовали наступлению галлюцинации, но главная причина ее, несомненно, заданный вопрос.

Галлюцинации, как и предчувствия, могут, разумеется, иметь характер пророчества, но это бывает, кажется, редко. В английском сборнике таких примеров очень мало, и это совершенно понятно. Сны, предчувствия и т. п. получают пророческий смысл только при сопоставлении их с последующими событиями и только сбывшиеся из них запоминаются, почему лишь небольшое число снов признаются вещими. Такие необыкновенные явления, как галлюцинации, гораздо легче удерживаются в памяти, чем обыкновенные сны и предчувствия, а между тем и из галлюцинаций лишь немногие, вследствие случайного совпадения с последующими событиями, могут быть признаны вещими, большая же их часть в этом смысле не имеет никакого значения. Только те люди, которые часто посещаются галлюцинациями, имеют время от времени и вещие галлюцинации. У Сократа и Жанны дАрк такие явления бывали довольно часто; также и у мисс X. Ее дневник содержит много иногда удивительных происшествий в этом роде.

Вот, например, эпизод из путешествия ее по Шотландии с одной дамой. «Однажды утром мы завтракали одни очень рано и спешно, так как должны были ехать дальше в почтовой карете. Вдруг я увидела в воздухе, в одном или двух футах от моей спутницы маленького красного человечка. Я обратила на это ее внимание, но так как она привыкла слышать от меня разные удивительные вещи, то спокойно продолжала завтракать, и спросила только: „Каков он из себя?“ Так как видение все еще носилось в воздухе, то я могла довольно хорошо его описать. Человечек был совершенно красный, похожий на индейского божка. Руки его очень сильно были согнуты в локтях, а ноги видны были только до колен. Моя подруга не могла ничем объяснить это видение, и мы ушли, а он продолжал висеть как бы на невидимых шнурах. После обеда мы возвратились, и моя спутница вошла первая в дом, и, вернувшись, встретила меня и сказала: „Вот твой красный человечек“. Она мне показала письмо с красною печатью и с оттиском как раз той самой фигуры, которую я видела. Письмо прибыло сейчас же после нашего отъезда с утренней почтой и оказалось очень важным».

Мы еще до сих пор не знаем, при каких физических и психических условиях совершается вторжение бессознательного в сознательное. До сих пор еще не вполне решено, могут ли предчувствия и галлюцинации появляться у совершенно нормальных людей, или они появляются только в связи с нервными расстройствами, хотя бы настолько слабыми, что они не отражаются заметно на субъективном настроении личности. Но, не зная условий явления, мы, однако, можем предполагать, что существуют известные способы, могущие вызвать его или способствовать его появлению. Для науки такие средства, очевидно, могут быть очень полезны, так как они облегчают экспериментальное исследование предмета. Одно из таких средств хорошо известно: к нему весьма охотно прибегают на Востоке теперь, как и за тысячи лет, а в XVI и XVII столетиях оно широко практиковалось по всей Европе с целью гадания. Все такие гадательные способы, каковы каптро-гидро-кристалломантия и т. д., имеют между собой то общее, что гадатель или его помощник смотрит напряженно на блестящую поверхность, пока не появятся образы, от которых можно получить желаемые объяснения. В древние времена имелась очень обширная литература этих искусств, но так как каждое описание носит явные следы суеверных воззрений и теорий их авторов, то их целиком оставляли без внимания. Вследствие чрезмерного презрения к суеверной оболочке, просмотрели заключающееся в ней зерно истины. Мисс X. принадлежит заслуга доказательства, что эти так называемые «зеркальные методы» имеют то практическое свойство, что они могут приводить людей в состояние, очень предрасполагающее к вторжению бессознательного в сознание.

Мисс X. испробовала метод на себе и получила прекрасные и интересные результаты. Затем ею был произведен ряд опытов для выяснения, какие средства наиболее способствуют появлению видений. Исследовательница испытывала действия стеклянного шарика, крышки часов, зеркала, стакана воды, увеличительного стекла, лежавшего на черной подкладке, и т. д. Лучше всего оказался действующим полированный хрусталь, окруженный черным сукном и поставленный таким образом, что им не воспринималось никаких резких отражений от окна или других предметов. В этом виде метод испробован был в Англии очень многими, но далеко не все оказались предрасположенными к видениям. Это, впрочем, и в древности хорошо было известно, вследствие чего для этого рода гаданий предпочитали женщин и детей. В настоящее время тоже с наибольшим успехом занимаются этим искусством дамы. Благодаря множеству опытов, мы теперь до известной степени можем ориентироваться в вопросах, при каких условиях являются видения, какова их форма и содержание и на чем основан их предполагаемый вещий или пророческий характер.

Все наши новейшие кристалломантики, по-видимому, согласны, что полное здоровье есть необходимое условие получения видений. Самая легкая головная боль делает опыт неудачным. С другой стороны, ни разу не замечено вредного влияния самих опытов. Мисс X. в течение многих лет прибегала к этому занятию, отчасти в виде развлечения, отчасти для решения более важных вопросов, но ни разу не замечала дурных последствий для своего здоровья. Можно считать, что зеркальные видения также естественны и безразличны для большинства людей, как предчувствия и т. п. вещи. Характер видений бывает различен: иногда они настолько живы, что имеют характер реальных чувственных восприятий, но так как их размеры ограничены величиной применяемого снаряда, то смешать их с действительностью очень трудно. Только одна дама говорила, что она при этом видит одинаково со всех сторон, так что у нее эти образы получили, по-видимому, характер настоящих галлюцинаций. Иногда образы не окрашены, вроде фотографий. Любопытно, что эти фигуры иногда могут быть увеличены, если на них смотреть через увеличительное стекло. Мисс X. пользовалась этим способом, чтобы прочитать являющиеся буквы, которые без этого были неразборчивы.

В большинстве случаев видения, конечно, не имеют никакого практического значения. Если мисс X. прибегает к зеркалу в виде развлечения, то перед нею проходят чистые картины фантазии, например, сцены из прочитанного, выступающие в виде драматических представлений. Иногда среди этих сцен встречаются подробности, давно ускользнувшие из памяти наблюдательницы, но на самом деле, как потом оказывается, существующие в соответственных местах прочитанных книг. Таким образом мы имеем случай восстановления совершенно забытых бессознательных представлений. То же наблюдается и по отношению к действительным событиям: впечатления, промелькнувшие днем в поле сознания и, по-видимому, не оставившие никакого следа, на самом деле не пропадают безвозвратно, а воспроизводятся в видениях.

«Я вижу в кристалле часть темной стены, заслоненной цветущим кустом жасмина, и спрашиваю себя: где я это видела? Я не могу припомнить, чтобы я была в подобной местности, а между тем такие места не часто встречаются на лондонских улицах; поэтому я решаю на другой день пройти по той же дороге, по которой ходила сегодня, и заметить, не окажется ли где-нибудь такой стены. Действительно, я нахожу такое место и при этом вспоминаю, что, проходя там вчера, была вполне поглощена разговором с сопровождавшим меня лицом». При разборе сновидений мы уже видели, что появление таких бессознательных представлений может давать иногда очень ценные указания. Конечно, мисс X. не дожидается, пока благодетельный сон даст ей полезное сведение, на которое она сама не обратила внимания. При помощи зеркала она, наверное, может во всякое время получить необходимое ей откровение.

«По рассеянности я уничтожила письмо, содержавшее нужный адрес. Мне было известно, в какой местности живет писавший; я взяла карту и, прочитывая последовательно имена всех городов, нашла название города, которое я забыла, но которое тотчас вспомнила, увидев его на карте; но припомнить название улицы и дома оказалось совершенно невозможным за отсутствием какой-либо исходной точки для припоминания. Недолго думая, я прибегла к зеркалу и очень скоро увидела надпись серыми буквами на белом фоне «дом Гиббса». Так как ничего лучшего я не могла придумать, то послала наудачу письмо с этим адресом. Через несколько дней я получила ответ: вверху его на белом листе серыми буквами стояло: «дом Гиббса».

Иногда неосознанные представления всплывают в такой странной форме, что по первому взгляду кажутся не имеющими смысла и лишь при тщательном исследовании можно найти в них смысл и понять их происхождение.

Мисс Ц. – еще другая дама-визионерка – сообщает очень красивый пример такого происшествия. В зеркале она увидела целый ряд букв, из которых каждая буква была окрашена в блестящий красный цвет. Она записала весь ряд: detnawaenoemosotniojaetavirpelcrictsumebgnilliwotevi gsevlesmehtpuotehttcejbus и, вглядевшись, нашла, что это действительно слова, из которых каждое написано навыворот, так что получилась фраза: «wanted a someone to join a private circle, must be willing to give themselves up to the subject». Тогда она вспомнила, что незадолго перед тем она видела эти строки среди газетных объявлений, но не обратила на них никакого внимания.

Конечно, при описываемых забавах с зеркалами очень часто встречаются пророческие видения, с такой точностью предсказывающие будущие события, что это было бы очень удивительно, если бы мы не знали, как мало можно доверять человеческой памяти; но если принять в расчет это обстоятельство, то рассказы немедленно теряют свой мистический характер.

Мисс X. сообщает: «Я написала довольно резкое письмо подруге, которая, вернувшись из далекого путешествия, пробыла десять дней в Лондоне, не навестив меня. Поэтому я нисколько не удивилась, увидев ее на другой день в зеркале, но не могла понять, почему она с виноватым лицом протягивает мне папку с нотами. На другой день я получила ее ответ, написанный накануне вечером, где она извинялась, ссылаясь на то, что почти целыми днями занята в кор. музыкальной школе. Это обстоятельство было очень неожиданно, потому что эта дама была замужем и до того времени только в качестве дилетантки занималась музыкой. Я имела случай убедиться впоследствии, что ее папка с нотами была похожа на ту, какую я видела в зеркале и немедленно после видения нарисовала». Если бы мисс X., хотя мельком, слышала, что ее подруга занимается в музыкальной школе, то весь случай объяснялся бы просто: как и многие другие, он сводился бы к воспроизведению забытого представления. Мисс X. утверждает, правда, что она ничего об этом не слыхала; но имеем ли мы основание безусловно верить ей в этом отношении? В предыдущем примере с жасмином она также была уверена, что никогда не видела описанного места, а между тем впоследствии припомнила даже с кем она там гуляла; следовательно, памяти мисс X. мы имеем право так же мало доверять, как и памяти других людей.

Если для объяснения какого-нибудь явления нам приходится выбирать только между признанием магических сил и вторжением бессознательного в сознательную область, то мы, конечно, предпочтем последнее объяснение, как имеющее большую вероятность. В целом ряде других случаев видения, так же как и сны, оказываются пророческими только тогда, если воспоминания о них при совершении соответствующих событий утратили уже первоначальную ясность.

«Я видела в зеркале фигуру мужчины, который, прижавшись к узкому окну, смотрел снаружи в комнату. Я не разглядела его лица, потому что оно было скрыто, и недолго смотрела на это изображение, так как в этот вечер все видения были неясны, а это, притом, было и довольно неприятно. Решив, что этот образ был последствием разговоров последнего дня о грабежах и воровстве, я не без удовольствия убедилась, что единственное окно комнаты, также разделенное на части, как и то, которое я видела в зеркале, было совершенно недоступно снаружи. Через три дня в этой комнате случился пожар; вследствие дыма пожарные могли проникнуть только через это окно, и первый, кто влез в него, закрыл лицо мокрым платком, чтобы защититься от дыма».

Считать ли такое пророчество чем-нибудь большим, чем простое воображение? Не права ли была мисс X. в своем первом предположении, что видение было следствием разговоров о ворах? Последующее событие совершенно произвольно связано было с видением на основании случайного сходства. По крайней мере это самое простое объяснение.

Совершенно так же, как при смотрении в зеркало, можно получить галлюцинацию, прислушавшись к «кипению» раковин. Этот метод, как говорят, еще поныне в употреблении у венгерских цыган, которые таким образом получают откровения от «Ниваши», духа воздуха. Сущность явления та же: воспроизведение представлений, всплывающих из бессознательной области. Мисс X., однако, предостерегает от увлечения этим приемом, потому что слуховые галлюцинации имеют гораздо большую наклонность к переходу в хроническое состояние, чем видения при употреблении зеркала.

Особенно интересен вопрос о психическом состоянии кристалло-мантов во время видений, так как исходя из него можно получить некоторые указания на обстоятельства, благоприятные для появления предчувствий и самопроизвольных галлюцинаций. Последнее основано на всплывании бессознательных представлений. Можно думать, что для всех упомянутых явлений требуется одинаковое состояние, делающее возможным их появление; только при предчувствиях и самопроизвольных галлюцинациях это состояние устанавливается само собой, а при смотрении в зеркало оно вызывается искусственно и облегчает появление бессознательных представлений. Опыт, по-видимому, указывает, что условие для осуществления этих явлений составляет некоторое состояние, сходное с гипнотическим сном различной силы. Во всяком случае, можно считать за доказанное, что у многих, по крайней мере современных кристалломантиков состояние, при котором появляются видения, легко переходит в гипноз; это тем естественнее, что фиксирование блестящих поверхностей применяется так же, как один из методов вызывания гипноза. Действительно и старые и новейшие сообщения говорят, что при самопроизвольных галлюцинациях взор часто делается неподвижным и является известная невосприимчивость к внешним раздражениям. Мисс X. определенно подтверждает это, и я сам наблюдал, что предчувствия или псевдогаллюцинации часто возникали в минуты внезапной «рассеянности», когда я не вполне сознавал, что вокруг меня делалось. Очень многие лица, знакомые с аналогичными состояниями, подтвердили это наблюдение. Поэтому можно думать, что необходимым условием для вторжения бессознательных представлений в сознательную область должно быть некоторое внезапно наступающее сонливое состояние, в более легких формах сходное с простой рассеянностью, но которое может незаметно переходить в более или менее глубокий гипнотический сон. В своей наиболее легкой форме такое состояние вызывает лишь предчувствия, в более сильной – галлюцинации; иногда оно наступает само собой и тогда получаются самопроизвольные галлюцинации, но иногда оно может быть вызвано искусственно такими гипнотизирующими приемами, как смотрение на блестящие поверхности. Чтобы сравнить его с чем-нибудь известным, оно наиболее сходно с состоянием полусна, когда человек еще грезит, но уже многое сознает и из окружающей его действительности. Может быть и на самом деле это есть полусонное состояние, когда, вследствие внезапного ослабления произвольного внимания, бессознательные представления получают возможность проскальзывать в сознание.

Этим термином, как вероятно помнят читатели, мы назвали такие движения, которые не зависят ни от находящихся в данную минуту в сознании представлений, ни от внешних раздражений и являются таким образом одной из форм проявления деятельности бессознательной сферы. Если считать предчувствия и галлюцинации неожиданными сновидениями наяву, то такие движения можно назвать «лунатизмом при бодрствовании». В то время как мысль занята какими-нибудь предметами, члены тела исполняют целый ряд сложных движений, не имеющих никакой связи с содержанием сознания, так что от них остается в мозгу только неясное ощущение.

В обыденной жизни мы встречаем на каждом шагу такого рода явления.

Дамы, напр., могут заниматься какой-нибудь сложной работой и вместе с тем принимать живейшее участие в разговоре. Многие мужчины любят вертеть что-нибудь в руках во время спора и при этом нередко, не замечая того, ломают очень крепкие вещи. Другие покрывают целые листы бумаги рисунками, монограммами, изречениями и т. п.; если отнять бумагу, то субъект не замечает этого и не помнит, что он делал. При таком пачкании бумаги зрение большею частью принимает участие, но иногда и нет.

Очевидно, что все подобного рода действия направляются известными представлениями, но индивидуум их не сознает. От таких простых движений уже очень недалеко до более сложных, в результате которых оказываются те удивительные сообщения, образчики которых мы получаем на спиритических сеансах, при помощи планшетки, психографа или просто карандаша.

Опыт показал, однако, что не каждое лицо обладает способностью производить «автоматическое письмо», имеющее какой-нибудь смысл. Многие не идут дальше черчения ничего не значащих штрихов, но зато одаренные этой способностью – писать автоматически в то время, когда мысль занята другим, – могут путем упражнения довести ее до высокой степени и получить весьма интересные результаты. Нужно только продолжить путь для того, чтобы бессознательная деятельность могла найти себе внешнее выражение. Мы видели, что бессознательные представления находят доступ в сознание гораздо легче в том случае, когда субъектом овладевает особое состояние сильной рассеянности или полусна, хотя бы вызванное произвольно искусственными приемами. Для получения автоматических движений такая предварительная подготовка сознания оказывается излишней; для этой цели достаточно только развить высокую возбудимость двигательного аппарата, что достигается упражнением на почве природного предрасположения. Следовательно, для приобретения способности давать связные сообщения посредством автоматического письма, необходимо иметь сравнительно значительное развитие природной медиумической способности.

Весьма нередко можно обнаружить ясную связь между сообщениями не только одного сеанса, но даже нескольких, следующих друг за другом. Это напоминает случаи, где сновидения продолжались несколько ночей подряд, и, подобно последним, намекает на начинающееся развитие у субъекта двойной психической жизни. Часто, даже тогда, когда медиум – не спирит, все сообщения подписаны одним и тем же именем. У некоторых, особенно непривычных медиумов, попадаются иногда анаграммы, т. е. ряд букв, по-видимому, не имеющий смысла, но получающий его, если переставить известным образом буквы. Подобное же проявление бессознательной деятельности мы уже видели при описании зеркальных видений.

Для иллюстрации и оценки этих сообщений можно привести опыт одного из членов S. P. R. г-на А. «Я желал, – говорит он, – узнать, есть ли во мне способность к автоматическому письму, другими словами, принадлежу ли я к числу пишущих медиумов. В 1883 году я произвел первый опыт, затем через неделю в течение трех дней, продолжал еще опыты.

В первый раз я был смущен, второй раз потрясен, в третий раз ожидал, что передо мною откроется новая полуволшебная, полу романтическая область, но четвертый опыт окончился тем, что к моему горю высокое превратилось в смешное». Г-н А. брал в руки карандаш, мысленно ставил какой-нибудь вопрос и спокойно ожидал, что его рука и карандаш напишет что-нибудь. Мы проводим здесь только результаты третьего, самого интересного опыта. Вопр.: Что такое человек? Отв.: ТеЫ Hasl Esble Lies. Вопр.: Это анаграмма? Отв.: Да. Вопр.: Из скольких слов? Отв.: Пять. Вопр.: Какое первое слово? Отв.: Смотри. Вопр.: Какое второе? Отв.: Ееееее. Вопр.: Что значит смотри? Должен я сам угадать? Отв.: Попробуй. – Я нашел в словах следующий смысл: Life is the less able (Жизнь есть нечто менее всего ценное). Я, разумеется, был поражен таким результатом, доказывавшим присутствие в анаграмме независимой воли и разума и на минуту сделался правоверным спиритом. Не без некоторого страха поставил я вопрос: Кто ты? Отв.: Клелия. Вопр.: Ты женщина? Отв.: Да. Вопр.: Жила ты на земле? Отв.: Нет. Вопр.: Может быть, еще будешь? Отв.: Да. Вопр.: Скоро? Отв.: Через 6 лет. Вопр.: Почему ты со мною разговариваешь? Отв.: Eif Clelia el. С возрастающим удивлением я составил из этого фразу I Clelia feel. (Я, Клелия, чувствую). Вопр.: Правильно я разобрал? Отв.: Eif Clelia е I. 20. Вопр.: Тебе 20 лет? Отв.: Вечность. Вопр.: Что же означает 20? Отв.: Слова. На этот день опыт был прекращен, а на следующий г-н А. излечился от своих спиритических увлечений; получив от Клелии полное отрицание ее собственного существования, г-н А. убедился, что он разговаривал сам с собою. Нужно только заметить, что г-н А. никогда не слыхал имени Клелия.

При большем развитии медиумических способностей, т. е. при более легком проявлении бессознательных процессов, получаются еще более замечательные явления. Различные сообщения бывают подписаны различными именами и каждый из пишущих «духов» имеет свой почерк, по которому его можно узнать, при этом часто делаются сообщения о вещах, о которых сообщающий не имеет понятия, и на языках ему неизвестных.

Очень красивый пример имеем мы в произведенных в 1886 году опытах двух братьев Шиллер, английских студентов, нисколько не склонных к спиритизму. При этих опытах участвовали не менее девяти духов, приводивших между прочим цитаты на греческом и древненорманнском языках. Медиум не знал этих языков, но не отрицал, что мог где-нибудь видеть эти цитаты. Некоторые фразы попадались на индустанском наречии, что еще удивительнее, так как хотя медиум родился в Индии, но покинул эту страну восьми месяцев от роду и, сколько помнил, никогда не слыхал этого языка. Впрочем, индийские слова были не вполне правильны.

Из этих опытов видно, что самые отдаленные представления, казалось бы, совсем забытые, не исчезают бесследно и при благоприятных обстоятельствах могут вынырнуть из глубины бессознательной области. Поэтому нельзя придавать никакого значения заявлению медиума, что он никогда не слыхал о какой-нибудь вещи; всего вероятнее, что соответственные представления были где-нибудь в бессознательной области (сравни опыт Аксакова над ЕМЕК HABACChA).

При автоматическом писании проявляются не только уже имеющиеся у медиума представления, но могут обнаруживаться влияния, полученные им во время самого сеанса.

Лучшие опыты в этом направлении произведены в 1871 году пастором Ньюенхемом при помощи его жены в качестве медиума. В течение 8 месяцев он произвел несколько сот опытов, причем жена давала ответы посредством планшетки на вопросы, которые он писал на бумаге и затем очень упорно о них думал„не сообщая, однако, их содержания. Ответы очень хорошо подходили к вопросам, а так как многие из них касались тайных франкмасонских дел, о которых медиум не мог знать, то мы, очевидно, имеем случай передачи мыслей. Пастор и его жена сидели очень близко, – посторонних лиц не было, – и, очевидно, он мог бессознательно диктовать ей ответы незаметным шептанием. Пасторша утверждает, что ничего не слыхала; следовательно, слабый шепот вызывал только бессознательные представления, переходившие непосредственно в автоматические движения.

Таким образом можно считать доказанным, что путем передачи мыслей сообщаются вещи, о которых медиум не имеет ни малейшего понятия. Этот факт может дать ключ к разгадке многих таинственных явлений, наблюдаемых на спиритических сеансах.

Подобно автоматическому письму, можно вызвать и автоматическую речь. Однако у нормального человека, в бодрствующем состоянии, это едва ли возможно. Собственно, «говорящие медиумы» всегда находятся в трансе, т. е. высшей форме медиумизма. Вообще же слабый автоматический шепот – явление весьма обыкновенное.

В литературе по этому поводу ничего нет, но мне случалось делать наблюдения над самим собою. Когда я утомлялся от чтения книг на малоизвестном мне иностранном языке и переходил к другим занятиям, то нередко ловил себя на попытках составлять более или менее удачные фразы на диалекте, который только что оставил; однако фразы эти не имели никакой связи с моими мыслями. Я, конечно, не слышал слов, но автоматические движения были настолько сильны, что невольно привлекали на себя мое внимание во всяком случае не менее сильны, чем невольный шепот: причина обыкновенной передачи мыслей.

Я считаю вероятным, что такие же автоматические движения органов речи могут служить исходной точкой для передачи даже таких мыслей, о которых сам передающий не имеет сознательного представления, но которые автоматически превращаются в движения речи. Мы только не знаем, при каких обстоятельствах наблюдается шептание. У меня оно появляется только в вышесказанных случаях; но, вероятно, бывает и при других условиях. Мы выше видели, что рука может автоматически писать ответы на мысленные вопросы. Можно с большей вероятностью допустить, что аналогичным способом некоторые лица автоматическим шепотом подсказывают ответы на поставленный ими же умственный вопрос. Если такой шепот будет уловлен медиумом, и он устно или письменно передаст его, то получается странное явление, что медиум отвечает на вопрос, ответ на который может быть известен только спрашивающему, между тем как последний сам этого не сознает. По-видимому, только таким способом можно объяснить опыты, сделанные недавно некоторыми уважаемыми сочленами S. P. R. О них мы подробнее скажем после.

Автоматические движения разных видов играют также большую роль у физических медиумов. Как было выше сказано, большинство «проявлений» этих медиумов суть только ловкие фокусы, но из этого не следует, чтобы всякий фокусник был физическим медиумом, так как медиум обязательно должен обладать способностью производить сложные автоматические движения, чего фокуснику не нужно. Конечно и последнему приходится производить трудные и запутанные движения, не размышляя о них; но ему нужны только определенные приемы и движения, которые он заранее старательно изучает, чтобы воспользоваться ими при выполнении программ; но это не более трудно и удивительно, чем то, что опытный пианист играет пьесу a livre ouvert; в то время как глаза скользят по нотам, пальцы сами собой отыскивают соответствующие клавиши. Для медиума дело обстоит совсем иначе. Фокусник имеет в своем распоряжении сцену и аппараты, а публику держит на почтительном расстоянии, медиум же никаких аппаратов не имеет и сидит среди наблюдателей. Медиум должен, так сказать, постоянно двоиться: с одной стороны, ему необходимо владеть публикой, отводить ее внимание и не допускать ее делать правильные наблюдения, а с другой – ему приходится производить ряд сложных движений, часто вовсе не предусмотренных заранее и не заученных предварительно. Если, напр., нужно при полном освещении написать на доске ответ на неожиданный вопрос и при этом ввести в заблуждение двух строгих и интеллигентных наблюдателей, деятельно следящих за медиумом, то для этого требуется такое напряжение всех умственных сил, что письмо, если оно вообще появляется, может быть произведено только автоматически. При моих собственных опытах я иногда действительно употреблял письмо, содержание которого было мне неизвестно; поэтому оно и получало характер автоматического. Конечно, кроме писания могут быть произведены и другие автоматические движения, а так как сам медиум сохраняет о них только смутное ощущение, то он очень легко может прийти к убеждению, что не он сам совершает эти действия, но что действуют другие неизвестные силы. Понятно почему медиумы легко сами делаются убежденными спиритами.

Таким образом, физический медиум отличается от обыкновенного фокусника тем, что он может автоматически производить сложные действия, которым он не учился. Тем не менее, не следует забывать, что физические проявления медиумизма имеют исходной точкой сознательный обман; медиум всегда начинает как фокусник и должен быть знаком со всеми тайнами этого искусства. Если у него есть способность к автоматическим движениям, то это скоро обнаружится и вообще для дальнейшего развития физического медиума больше ничего не нужно. Состояния транса, необходимые для других видов медиумизма, встречаются у физических медиумов, по-видимому, лишь как исключение и приносят им больше вреда, чем пользы. Впрочем, так как состояние транса очень легко симулировать, то весьма возможно, что многие медиумы пользуются им, как способом привести зрителей в известное, нужное им настроение; но если даже и случается иному из них в самом деле впасть в это состояние, дело нисколько не меняется: он все-таки должен быть фокусником, чтобы выполнять свои штуки в гипнотическом сне.

Что все физические медиумы без исключения суть фокусники, ясно доказывается тем, что многие из них были разоблачены и наиболее употребительные приемы их стали известны. Сам знаменитый Слэд сознался, что все его чудесные «явления», особенно в Лейпциге в присутствии Цёлнера, были ловкими фокусами («Proceedings of S. P. R.» т. 5, с. 261). Особое значение в этом направлении имеет появление на сцене Евзапии Палладино. Исследования англичан по поводу ошибок наблюдения показали, как трудно правильно наблюдать, и какие мельчайшие предосторожности должны быть соблюдены, чтобы гарантировать себя от обмана. Можно было думать, что таких предупрежденных людей провести будет трудно, тем не менее это в течение многих лет удавалось Евзапии и притом по отношению к лучшим наблюдателям. Лишь после того как она осмелилась наконец появиться в самом центре вражеского стана, в Англии, компании проницательнейших англичан удалось уличить ее в обмане. Разоблачение ее фокусов в Кембридже в 1895 году составляет поворотный пункт в истории спиритизма. До тех пор спириты имели право сказать, что существует физический медиум, которого не могут разгадать, несмотря на все меры предосторожности. Теперь мы знаем, что ловкому фокуснику удается некоторое время отводить глаза самым проницательным наблюдателям. С этого момента физические проявления спиритизма потеряли всякий научный интерес, и спиритизм перестал существовать как задача для научного исследования; интеллектуальные явления медиумизма никогда не были так загадочны, как материальные «проявления».

Людям, обладающим естественной способностью автоматических движений, нисколько не опасны упражнения в ее развитии; в противном случае все попытки добиться их очень неблагоприятно отзываются на субъекте. Мне самому удавалось получить автоматическое писание только при полном напряжении духовных сил во время сеанса, где я фигурировал как медиум; но следствием этого было сильное нервное расстройство, выразившееся между прочим в выпадении бороды на одной стороне. Интересно, что, как видно из спиритических газет, подобные происшествия случались со знаменитыми медиумами после очень утомительных сеансов. Следовательно, существует, по-видимому, граница, которую безопасно не могут переступать даже опытные медиумы.